Прусский террор - Страница 126

126

Бенедикт печально посмотрел на нее, и тем более печально, что Елена не плакала, совсем напротив — она улыбалась. Можно было подумать, что, отдав все свои слезы живому Карлу, она не находила их более для мертвого. С глубоким удивлением Бенедикт смотрел, как она ходила по комнате; ее занимало множество мелких забот, имевших отношение к похоронам Карла, и каждую минуту она показывала Бенедикту какой-нибудь новый предмет.

— Смотрите, — говорила она ему, — он это любил, он это приметил. А это мы положим вместе с ним в гроб… Кстати, — вдруг сказала она, — я чуть не забыла свои волосы, он же их так любил.

Она сняла венок, взялась за волосы, доходившие ей до колен, обрезала их, сделала из них косу и обернула ею оголенную шею Карла.

Пришел вечер.

Она долго разговаривала с Бенедиктом о часе, когда на следующий день должно было совершиться погребение. Так как было всего лишь шесть часов вечера, она возложила на него все тяжкие для, семьи заботы, впрочем, почти такие же горестные и для Бенедикта, который полюбил и Фридриха и Карла, как двух братьев. Теперь он должен был заказать широкий дубовый гроб.

— Почему широкий? — спросил Бенедикт. Елена только и ответила:

— Сделайте так, как я говорю, друг мой, и Бог вас благословит.

Она сама отдала распоряжение, чтобы для подготовки к погребению пришли в шесть часов утра.

Бенедикт во всем подчинился ее желаниям. Весь вечер он отдал похоронным хлопотам и до одиннадцати часов вечера его не было дома.

В одиннадцать он возвратился.

Он обнаружил, что комната Елены превратилась в часовню, освещенную множеством свечей; вокруг кровати горел двойной ряд больших восковых свечей.

Сидя на кровати, Елена смотрела на Карла.

Она больше не плакала и не молилась. О чем ей теперь было просить у Бога? Не о чем, ведь Карл умер.

Изредка она подносила свою руку к губам и страстно целовала обручальное кольцо.

К полуночи бабушка и сестра, которые молились и не более Бенедикта понимали спокойствие Елены, ушли в свои комнаты.

Елена печально поцеловала их, но не плакала, только попросила, чтобы ей принесли малыша: она хотела и его тоже поцеловать. Бабушка пошла за ним. Елена долго смотрела на него, держа его в руках, а потом, спящего, вернула бабушке.

Обе женщины ушли, и она осталась наедине с Бенедиктом.

— Друг мой, — сказала она ему, — вы можете оставаться здесь или пойти к себе и там отдохнуть хотя бы несколько часов. Не беспокойтесь за меня. Я лягу одетой и посплю рядом с ним.

— Поспите? — спросил Бенедикт, все более удивляясь.

— Да, — просто ответила Елена, — я чувствую себя усталой. Пока он жил, я не спала, теперь…

Она так и не выразила своей мысли до конца.

— В котором часу мне прийти? — спросил Бенедикт.

— Как вам будет угодно, — ответила Елена, — скажем, в восемь.

Потом, посмотрев на небо сквозь приоткрытое окно, она сказала:

— Думаю, этой ночью будет гроза. Бенедикт пожал ей руку и собрался выйти. Но она окликнула его.

— Простите, друг мой, — произнесла она, — вы предупредили, чтобы для подготовки к погребению пришли в шесть часов утра?

— Да, — ответил ей Бенедикт, которого стали душить слезы.

По его изменившемуся голосу Елена догадалась, что происходило у него « душе.

— Вы не поцелуете меня, друг мой? — обронила она. Бенедикт прижал ее к сердцу и разрыдался.

— Какой вы слабый человек! — сказала она. — Посмотрите, как спокоен Карл. Он такой спокойный, что его можно принять за счастливого человека.

И так как Бенедикт собирался ответить, она прибавила:

— Ну, хорошо, хорошо, до завтра, до восьми часов.

XLV. ОБЕЩАНИЕ ЕЛЕНЫ

Как и предвидела Елена, ночью разыгралась гроза, а утром разразилась страшная буря: дождь лил потоками и то и дело вспыхивали молнии, какие бывают только во время таких гроз, что предвещают великие бедствия или являют собой их причину.

В шесть часов вызванные для похорон Карла женщины-помощницы пришли в дом.

Простыни были для них уже готовы. Елена выбрала их из самых тонких, какие только могла отыскать, и часть ночи провела за вышиванием на них своих вензелей и вензелей Карла.

Затем, покончив с этим благочестивым делом, она, как и сказала Бенедикту, легла рядом с Карлом на кровать и посреди двойного круга зажженных свечей заснула таким глубоким сном, словно уже была в могиле.

Пришедшие две женщины, постучавшись в дверь, разбудили ее.

Когда она увидела вошедших, ей открылась материальная сторона смерти, и она не смогла не расплакаться.

Как бы бесстрастны ни были, по своему обыкновению, эти печальные создания, что зарабатывают на жизнь погребальными услугами, а и те, увидев перед собою такую молодую, такую красивую и так богато одетую женщину, не смогли сдержать некоторого волнения, до сих пор неизвестного им.

Дрожащими руками они приняли простыни от Елены и предложили ей уйти, пока они будут заниматься своим скорбным делом.

Елена этого и ждала.

Она открыла лицо Карлу, которое обе парки уже покрыли саваном, поцеловала его в губы, прошептала ему на ухо несколько слов, которых обе присутствовавшие при этом женщины не расслышали.

Затем, обратившись к одной из них, Елена сказала:

— Пойду в церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа и помолюсь за мужа. Если к восьми часам сюда придет молодой человек по имени Бенедикт, вы передадите ему эту записку.

Она вынула из-за корсажа сложенный и запечатанный листок; написанный заранее, он был адресован Бенедикту. Затем она вышла.

Гроза гремела со всей силой.

У двери она обнаружила карету Ленгарта и самого Ленгарта.

126